Я была безумно счастлива. Сегодня я узнала, кто я… Я была Богом! Точнее, наверное, Богиней, но… У Бога ведь не может быть половых признаков. Значит, я просто Бог. Я покатала во рту это непривычное и непонятное слово: Бог. Повторила глупую по моим недавним понятиям фразу: «Зовите меня просто  -  Бог».  Звучало тоже как-то диковато. И все же это было правдой. Открытие было настолько ошеломляющим, что просто кружилась голова. Очень хотелось объявить себя сумасшедшей, но не получалось. Голова была ясной, как никогда.

Когда это началось в первый раз?  В тот давний девяносто кошмарный год. Я занималась бизнесом и была атеисткой.  Рубль падал, доллар взлетал стремительно, принимались непонятные законы, горели сбережения, убивали бизнесменов… Страной управляли бандитские группировки по понятиям, проблемы решались на стрелках, долги затягивали петлю все туже и туже. Я поседела на этих стрелках и разборках. На кону стояла квартира, которую,  видимо, придется продавать за гроши.

Я повторяла эту фразу, чтобы смириться с нею и  успокоиться.  Вокруг под легким ветерком перебирали листьями деревья, из густой травы высунул нос любопытный ежик и, увидев бросившуюся к нему собаку, быстро юркнул обратно. «Линда», - не успела я остановить псину, когда она, жалобно завизжав, задом вылезла из кустов, отчаянно мотая головой.

Я засмеялась. Вот так всегда и бывает. Сначала лезем вперед «на авось», а потом ползем назад с иголками в носу. Мы с овчаркой Линдой гуляли в лесочке  рядом с домом. Если бы не эти прогулки, то я, наверное, давно чокнулась бы или просто отдала концы  от постоянных запредельных стрессов.

Прогулки были отдушиной:  без стрелок и разборок, без «где взять деньги» и «чем накормить  детей». В эти часы я позволяла себе расслабиться и все забыть, отключившись от окружающей дикой действительности. Но в последние дни отключаться получалось все тяжелей. Гуляя, я все время помнила о том, что возле подъезда стоят «мормоны» и ждут меня. И когда – нибудь настанет день, когда я не поднимусь в свою квартиру. И, может быть, этот день настанет сегодня. Я вздохнула. Зачем, ну зачем я отпустила на стрелку мужа?! Ну и что, что он мужчина. Мужчина-то он мужчина, а теперь придется продавать квартиру. Да никогда в жизни я не взяла бы на себя чужой долг в 100 миллионов. А он пожалел мальчика и его жену, ведь их могли убить и сказал, что была сделка и был товар. И вот теперь могли убить моего мужа и меня, и наших детей. Только никому это было уже неинтересно. И тем более мальчику… И некуда кинуться за помощью. И никому не нужны наши проблемы. И глубоко наплевать всем, будет ли больше в этом кошмаре трупов или нет. Охватывало отчаянье, становившееся с каждым днем все беспросветнее. Некуда, некуда, некуда…  Если только… я остановилась. Да я и молитвы ни одной не знаю.  Да черт с ним, с текстом. И я, неожиданно для себя,  начала молиться, собирая вместе когда-то и где-то услышанные слова.

- Господи! Спаси и помилуй моих детей! Господи, помоги мне, сделай что-нибудь! У меня никого не осталось, кроме тебя. Господи, я люблю тебя!

Я сидела в траве, размазывая по лицу слезы и сопли, Линда прыгала рядом и поскуливала от непонимания и сочувствия.   

- Господи! Господи! Господи! Я не знаю, что мне делать!

Я исступленно и измученно била кулаком по дереву, пока из рассеченной ладони не потекла кровь. А потом без сил упала на землю и долго смотрела в такое синее небо.  Медленно пришло осознание: я что, действительно поверила в Бога?

- Да!- закричало внутри. - Это теперь моя тайна. И я уже не одна в этом жестоком мире. Захлестнула радостная волна  - почему? с чего? И откуда-то появились слова и я начала повторять их искренне, от всей моей измученной души:

- Господи, спасибо тебе за то, что, пусть в такой страшный час, но я обрела тебя и поверила в тебя и почувствовала любовь твою! Спасибо тебе, Господи! Спасибо тебе, Господи! Спасибо тебе, Господи!

Я шла домой спокойная, умиротворенная и уверенная в том, что теперь вот уже все и устроится. Я, правда, не знала, как. Но это уже и не моя забота. Богу виднее. Не буду же я Ему давать советы.  Я небрежно кивнула бандитам у подъезда и так уверенно, вполоборота, сказала им:  завтра, что они, растерявшись от моего необоснованного хамства, так ничего и не сказали, а я уже важно удалилась в подъезд.

Муж и сын  спали. Я попила чай на кухне и тоже собралась укладываться, когда раздался телефонный звонок.

- Люда, - закричал прямо в ухо знакомый голос давнего друга. – Есть контракт на поставку водки, на два вагона, на реализацию. На полную. Берешь?

- Такого не бывает, - прошептала я одними губами, но меня услышали.

- Бывает!..

- Беру, - заорала я, разбудив не только домашних, но и весь подъезд. – Беру, Господи!

На том конце провода радостно гоготали.

                                                                             *****

А когда это повторилось?

Меня везли на кресле по коридорам областной больницы.

- Куда? – спросила одна медсестра другую. – Может, не в отдельную, может, в общую?

Я заволновалась.

- Почему же в общую, если есть возможность в отдельную?

Сестры посмотрели на меня с таким искренним сочувствием, что я несказанно удивилась. Это потом я узнала, что в отдельную палату переводили умирающих, чтобы их не видели остальные.

- Врач сказала, в отдельную. – повторила медсестра.

Я успокоилась. А когда очутилась на кровати, ощутила полное умиротворение уже только от того, что никуда не надо идти, что я уже никому ничего не должна и вся ответственность моя сошла на нет.  Я ощущала странную отстраненность от окружающего мира и мне было абсолютно все равно, что в нем происходит. Меня ничего и никто не интересовал. Я обрела право на отдых. И это было хорошо. Я осталась наедине с собой, со своей душой, со своей жизнью. Только Я и Я. Ушли проблемы, ушла суета и важные вопросы. Вся эта беготня за сиюминутным показалась настолько мелкой по сравнению с Вечностью, с Жизнью и Смертью, с тем неизведанным, что ждет там за небытием…

И тогда забурлила вокруг настоящая Жизнь! Оказывается, это так здорово: пение птиц  по утрам, солнечный луч, ползущий по стене над кроватью, золотистые листья дерева, машущего мне в окно,  глубинно-синее  осеннее небо,  шумы просыпающегося города -  сигналы машин, цоканье спешащих каблучков по асфальту, шуршание падающих листьев… Господи, как замечательна Жизнь! И я только сейчас это поняла…

-Ну и пусть, - сказала я себе. – Но ведь поняла же. И у тебя есть еще пара дней, чтобы насладиться ею и полюбить ее всем сердцем.

Охватившее меня ощущение свободы и счастья требовало выхода, и я обратилась к Богу, ведь он был ко мне уже ближе всех.

- Господи! – радовалась я, - Спасибо тебе за то, что ты дал мне возможность понять, как прекрасна Жизнь и полюбить ее. Пусть перед смертью, но я узнала, как замечательно жить!

Меня заполняло состояние спокойного счастья, умиротворения, свободы и звенящей высоты  одновременно. Мир звенел и переливался золотым светом божественной Любви. Я ощущала эти мощные волны ее энергии. Казалось, Любовь стала плотной и, в то же время мягкой и прозрачной, как океанская волна. Она заполнила все пространство вокруг, и даже воздух стал тяжелым и не сразу проходил в легкие, а втекал медленной пульсирующей водой. Мне казалось, что все, что я видела, заполнялось этим золотым светом и энергией. Я  Любила. И это было слиянием мощи органной музыки Баха и летящей ввысь мелодией скрипки.

Отдельная палата и диагноз: острый лейкоз 4 –ой степени, а также  признанное врачом необратимое состояние организма имели свои преимущества. К умирающим пускали всех и в любое время. Родным предложили вызывать близких на похороны, и ко мне потянулась прощаться вереница скорбящих родственников. Я понимала их трудности: о чем говорить с умирающим человеком? Который, тем более, об этом знает. Мне было смешно смотреть на их растерянные лица. Я радовалась: когда бы я еще увидела их всех?!  А больше всего на свете мне хотелось поделиться любовью к Жизни, ну разве можно не быть от этого счастливым. Я веселила родных и друзей как могла: рассказывала анекдоты, истории из жизни. Все, слава богу, хохотали и прощание проходило в атмосфере радости  и довольства. Где-то на третий день мне надоело лежать, я начала гулять по палате, сидеть у окна. За сим занятием и застала меня врач, сначала закатив истерику, что мне нельзя вставать.

Я искренне удивилась.

- Это что-то изменит?

- Нет, - теперь растерялась врач. - Но вы не можете ходить.

- Почему?

- У вас анализы трупа. Вы и жить не можете, а вы вставать начали.

Прошел отведенный мне максимум – четыре дня. Я не умирала, а с аппетитом лопала колбасу и бананы. Мне было хорошо. А врачу было плохо: она ничего не понимала. Анализы не менялись, кровь капала едва розоватого цвета, а я начала выходить в холл смотреть телевизор.

Врача было жалко. Любовь требовала радости окружающих.

- Доктор, а какими вы бы хотели видеть эти анализы?

- Ну, хотя бы такие. – Она быстро написала мне на листочке какие-то буквы и цифры. Я ничего не поняла, но внимательно прочитала. Врач посмотрела на меня, что-то пробормотала и ушла.

В 9 утра она ворвалась ко мне в палату с криком: - Как вы это делаете?

- Что я делаю?

- Анализы! Они такие, как я вам написала.

- А! Откуда я знаю? Да и какая на фиг разница?

Лафа кончилась. Меня перевели в общую палату. Родственники уже попрощались, и ходить перестали.

В палате находились  еще пять женщин. Они лежали, уткнувшись  в стену, и мрачно, молча и активно умирали. Я выдержала три часа. Моя Любовь начала задыхаться. Надо было что-то срочно делать. Выкатив из - под кровати арбуз, я затащила его на стол, нарезала и громко сообщила: - «Арбуз снимает тошноту после химиотерапии».

По палате поплыл запах свежего снега. К столу неуверенно подтянулись остальные.

- И правда снимает?

- Угу, - со знанием дела подтвердила я, подумав: «А хрен его знает».

Арбуз сочно захрустел.

- И правда, прошло,  -  сказала та, что лежала у окна и ходила на костылях.

- И у меня. И у меня, - радостно подтвердили остальные.

- Вот, - удовлетворенно закивала я в ответ.  - А вот случай у меня один раз был…   А анекдот про это знаешь?

В два часа ночи в палату заглянула медсестра и возмутилась: - Вы когда ржать перестанете, вы же всему этажу спать не даете.

Через три дня врач нерешительно попросила меня:- А вы не могли бы перейти в другую палату?

- Зачем?

- В этой палате у всех улучшилось состояние. А в соседней много тяжелых.

- Нет! – закричали мои соседки. – Не отпустим.

Не отпустили. Только в нашу палату потянулись соседи, просто посидеть, поболтать, посмеяться. И я понимала, почему. Просто в нашей палате жила Любовь. Она окутывала каждого золотистой волной и всем становилось уютно и спокойно. Особенно мне нравилась девочка-башкирка лет шестнадцати в белом платочке, завязанном на затылке узелком. Торчащие в разные стороны концы платочка делали ее похожей на зайчонка. У нее был рак лимфоузлов,  и мне казалось, что она не умеет улыбаться. А через неделю я увидела, какая у нее обаятельная и застенчивая улыбка. А когда она сказала, что лекарство начало действовать и она выздоравливает, мы устроили праздник, накрыв шикарный стол, который венчали бутылки с кумысом, от которого мы быстро забалдели, а потом перешли к танцам. Пришедший на шум дежурный врач ошалело смотрел на нас, потом сказал: - «Я 30 лет здесь работаю, такое вижу первый раз». Развернулся и ушел. Мы долго смеялись, вспоминая выражение его лица. Было хорошо.

Я читала книжки, писала стихи, смотрела в окно, общалась с соседками, гуляла по коридору и так любила все, что видела: книгу, компот, соседку, машину во дворе за окном,  старое дерево. Мне кололи витамины. Надо же было что-то колоть. Врач со мной почти не разговаривала, только странно косилась, проходя мимо, и через три недели тихо сказала: - «Гемоглобин у вас на 20 единиц больше нормы здорового человека. Не надо его больше повышать». Казалось, она за что-то сердится на меня. По идее получалось, что она дура, и ошиблась с диагнозом, но быть этого никак не могло, и она это тоже знала.

А однажды она мне пожаловалась: - Я не могу вам подтвердить диагноз. Ведь вы выздоравливаете, хотя вас никто не лечит. А этого не может быть.

- А какой у меня диагноз?

- Я еще не придумала, - тихо ответила она и ушла.

Когда меня выписывали, врач призналась: - «Так жалко, что вы уходите, у нас еще много тяжелых».

Из нашей палаты выписались все. А по отделению смертность в этом месяце сократилась на 30%.

Жизнь продолжалась. Только взгляд на нее становился другим. Казалось, что я начала смотреть на мир сверху и потому изменился масштаб обзора происходящего. А смысл жизни оказался таким простым и доступным. Надо просто научиться любить и тогда твои возможности станут безграничными, а все желания сбудутся, если ты, конечно, будешь эти желания формировать с любовью. И никого не будешь обманывать, не будешь завидовать, обижаться и желать кому-то зла. Так все просто и так все сложно.

Ведь это правда, что Бог есть Любовь. Надо только успеть вспомнить, что ты – Бог!..

Людмила Тагамлык.